Начало сеанса. Продолжение здесь. Выложено не в хронологическом порядке.
***
Женщина 46 лет. В терапии чуть больше года. Запрос пациентки на данный сеанс:
- Они снова обвинили меня во всех грехах. В том, что я плохая мать своему ребенку. Такая же плохая, как и была им дочерью.
- Какая эмоция сейчас в вас самая сильная?
- Обиды от несправедливости. Их несправедливости ко мне. Жестокой несправедливости. Они постоянно тюкали меня в детстве. Я родила, вроде уже взрослая, ситуация та же - я все равно плохая. Теперь уже плохая, недостойная, эгоистичная мать. Где справедливость? Где мне найти поддержку, защиту, понимание?
- Кого посадим на стул для разговора?
- Бабушку. Я искала у нее защиты и поддержки от родителей. А она никогда и не была на моей стороне. Она их еще подговаривала, «учила» как меня надо воспитывать. Она их поддерживала, она их науськивала против меня. Никогда не останавливала маму, никогда не вставала на мою защиту. Наоборот, говорила, что так мне и надо, что я плохая, недостойная иного отношения ко мне. Никто не задумывался, а каково мне? Что я чувствую? Как бездушные роботы… Просто садисты какие-то… Я столько времени считала себя недостойной, плохой. Достойной только скотского к себе отношения.
- Что сейчас хочется сделать, когда бабушка перед тобой на стуле?
Вытягивает руку, указывает пальцем на стул с бабушкой.
- Я хочу ее обвинить напрямую! Ты! Ты мне делала очень больно! Ты была слишком жестока со мной…
Рука клиентки падает, голова опускается
Это все без толку…
Затяжная пауза. Женщина смотрит влево вверх. Плачет.
Вы мне верите? Вы мне верите? Она очень больно мне делала! Она! Это она!
- К кому вы обращаетесь?
- Не знаю. Кто-то высокий и сторонний. Но очень справедливый. Наверное справедливый… Я не знаю… Еще не было справедливых в моей жизни. Не могу увидеть кто это. По ощущениям их трое. Я не нашла поддержки ни у кого из членов семьи. Я бросалась к маме, к папе, к бабушке. Но все твердили одно, что я плохая, я очень плохая! Что родители правильно так со мной поступают. Так и надо. Так и должно быть.
Мама в вечной жертве от сложившейся жизни, мужа, обстоятельств. Мама, готовая сожрать меня до капли в угоду своим желаниям. И попрекнуть, что мало. Что я неблагодарная тварь. Она такую жертву принесла! Бабушка ее поддерживала. Люто ненавидела отца и все с ним связанное. А значит и меня. Теперь понимаю, что меня просто люто ненавидели. Я просто не могла отличить, что такое ненависть и что такое любовь. Я верила им, что это они так меня любят. Они взрослые – им веришь…
Любое проявление меня, как меня, встречалось бурей негодования, противостояния и слома моей воли. Все должно было быть только по их усмотрению. Еда, одежда, друзья, хобби, увлечения, учеба. Только их мысли правильные, только их эмоции правильные. А если не как у них, то это враг, а врага надо давить. Где справедливость? Где? Это очень тяжело. Очень больно. Это очень жестоко. Чувство сильной и нескончаемой боли. За что меня так ненавидеть? Что я могла такого ужасного сделать? Что такого преступного мог сделать маленький ребенок, что бы ему делать так больно? Так ломать и гнобить его? За что его так ненавидеть?
- Что Вы до сих пор ждете от бабушки?
- Понимания. Понимания, что они делают мне очень больно. Эта боль искажает меня. Ломает, уродует, уничтожает. Неужели они не понимают? Они убивают меня! Они уничтожают меня! Неужели не видят как мне больно? Всё их отношение наносит мне травмы, уродует, искажает. Я больной уродец. На мне панцирь урода. И к тому же вы еще и гнобите меня за этот панцирь. Вы отказываетесь видеть, что вы напрямую к этому причастны! Вы закрыли меня в банку, запустили туда свой самый отравляющий яд и завинтили крышкой.
Я слабая, я не могу себя защитить. Почему никого нет на моей стороне? Где справедливость? Мне ужасно! Я в банке с ядом, я испытываю бесконечную адскую боль. За что вы так со мной? Что я такого сделала?
Пациентка очень громко и очень эмоционально выражает свои чувства. Еле сдерживаемый крик
- К кому Вы сейчас обращаетесь? Вы не говорите это сейчас бабушке на стуле. А кому?
- По-прежнему не знаю, но мне становится легче. Я сейчас ощущаю себя очень маленьким ребенком. По ощущениям, что бабушка сделала ребенку физически больно. Причинила именно физическую травму. Хотя этого в реальности вроде не было. Причинила, испугалась и говорит, что она ничего не делала. Что я выдумываю, что мне больно. Придумываю и сгущаю краски, что мне не настолько больно. А я задыхаюсь от несправедливости. Несправедливости, что верят ей, а не мне! Меня не утешают. Мне говорят, чтобы я прекратила плакать, не так уж и сильно больно сделала мне бабушка. Не ври. Не выдумывай. И верят ей!!! А не мне. Ее не наказывают. Меня не утешают, а пренебрегают и отталкивают.
Пациентка неотрывно смотрит влево вверх и уже прямой речью обращается к ее невидимым защитникам
Вы мне верите? Вы-то мне верите, что мне очень больно? Она! Она! Это она мне сделала очень больно! Она садистка! Она сделала мне больно! Вы мне верите? Верите? Вы верите мне?
На этом моменте происходит нечто даже для меня невообразимое. Лицо пациентки становится будто детским, оттопыренная нижняя губёшка, слезы катятся бесконечными ручьями. Она будто съеживается, смотрит снизу вверх. Очень сильно рыдает, всхлипывая совсем по-детски.
- Они мне верят… Они мне верят! Они видят!
- Что ты хочешь, что бы «они» сделали? Что успокоит этого сильно израненного, бесконечно обиженного ребенка?
- Она понесет наказание. Возмездие будет. Справедливость есть…
Потихоньку успокаивается
- Это событие удовлетворительно для Вас?
- Очень! Очень! Они мне верят! Мне больше не надо быть уродом.
- Что за урода Вы все время видите? Что значит этот «урод».
- Я… Я все это время носила на себе, в себе и с собой доказательства их ко мне садистского отношения. Я до сего момента носила на себе доказательства. Доказательства для суда. Доказательства, что они садисты! Для этого момента, когда МНЕ поверят, что мне было очень больно, мучительно больно. Что во многих неприятностях в жизни, виноваты и причастны ОНИ! Они, а не от того, что я какая-то не такая и плохая.
- Как выглядят эти доказательства, если их представить отдельно? Какой образ?
- Панцирь. Такой уродливый, грубый панцирь.
- Как влиял этот панцирь на Вашу жизнь?
- Вот меня спрашивают: - А почему вы работаете на этой работе, на которой вам плохо? Я отвечаю: - А это оттого, что моя семья обращалась со мной жестоко.
- То есть, плохая работа, на которой вам плохо это доказательство на «суде»?
- Да. Мне как-то даже неловко от этого осознавания… Вот я жалуюсь на мужа, а меня и спрашивают: - Зачем же ты его такого терпишь? А я снова доказательства их причастности, что лучшего к себе отношения я и не видела. Какой же мне, такой плохой, хороший муж?!
- Для жалоб? Для того чтобы Вас пожалели?
- Нет… Думаю нет. Жалеют жертву. Я сейчас уже понимаю, что такое «жертва». Я носила на себе доказательства их садизма. Чтобы представить их… Кому? Не знаю… Но мне нужны были доказательства, что мне реально от них было очень больно. Если я не буду носить с собой эти доказательства, то преступник уйдет от возмездия, от справедливой кары. Их поступки и отношение ко мне на меня действительно повлияли. Исказили мою жизнь.
Я носила на себе панцирь с девизом: «Смотрите! Смотрите, что со мной сделали эти люди! Вы видите? Это ОНИ такое со мной сотворили!» Надо же… Я выбирала продолжать уродовать свою жизнь, не жить радостно, хорошо и счастливо, чтобы не потерять доказательства их преступной жестокости.
Я, время от времени, когда они меня упрекали, пыталась им предоставить эти «доказательства». Но меня жестоко осаживали, отказывались слышать. Говорили, что я опять завела эту тему. Опять я села на своего конька и затянула старую песню как меня не понимали, не любили… Вот такими словами они меня затыкали. Закрывали. Банку сейчас вижу. Стеклянную банку в ней я, в банке их яд. И я задыхаюсь от боли, который мне этот яд причиняет.
- Давайте перепроверим. Суд состоялся?
Снова взгляд вверх влево
- Да. Состоялся.
- Возмездие и кара последует? Преступник будет наказан?
- Не знаю. А мне сейчас все равно. Мне не интересно решение суда. Хм… Раньше бы я очень внимательно следила за этим вопросом. А сейчас мне всё равно. Ровно. Даже удивительно от своих вот таких эмоций. Мне сейчас интересна, по-настоящему интересна только МОЯ жизнь.
- Панцирь и доказательства нужны?
Лицо проясняется. Хихикает.
- Нет. И я очень четко сейчас понимаю отчего и почему в моей жизни была такая ж… Носила доказательства.
- Теперь точно-точно не нужны доказательства их злодейства?
- Точно-точно не нужны! Я так счастлива сейчас. Мне теперь действительно можно жить! Жить своей жизнью. Радостно жить! Кайфово!
- Панцирь отдаешь им?
- Нет. Он просто растворяется. Им не хочу. Суду не хочу. Просто растворяется, а я живу. Теперь все, что происходит со мной, зависит от меня. Я ответственная, я рулю. Они больше не ответственны и не виноваты. Теперь у меня моя жизнь. Она моя-моя. И только моя. Я свободна от них.
- Несколько раз Вы говорили про банку. Что с ней?
- Банка… В банке маленькая Я. Как зависла в моменте адской боли. Задохнулась от боли. Такая маленькая Я. Напуганная. В ужасе. Открыть банку, вылить яд. Помыть меня, высушить. По головке погладить. Я маленькая-маленькая. Маленькая как птичка. Такая хорошенькая желтенькая птичка. По головке ее глажу. Такая милота! Ах, какое умиление! Глажу ее, глажу. Она скачет, прыгает. На руку мне, на плечо. Опять погладиться лезет…
Смеется
Ой, как хорошо! Как же мне хорошо! Просто хорошо!
***
Всё!
Про банки и птичек продолжение здесь
Хочу немного добавить про мою пациентку. Пациентку в детстве физически не били, физически не истязали. Хотя, несколько раз слышала от нее, что лучше бы били, чем такие моральные страдания терпеть. Истязание такой эмоциональной силы, тождественно физическому насилию, и причиняют психике серьезные травмы. Как следствие, у пациентки (диагнозы уже в прошлом) тяжелое невротическое расстройство личности, клиническая депрессия. Такие сильные эмоции, проявленные на сеансе, это застывший ужас маленькой неокрепшей детской психики. Уверяю вас! Мы это вылечили и исправили.
Чего и вам желаем!
Автор статьи и сеанса М. Милович
Комментариев нет:
Отправить комментарий